Книга День, когда я научился жить  - Лоран Гунель

Последующие дни были особенно тяжелыми.

У Джонатана было такое ощущение, что ему крепко дали по голове. Получалось, что он, поначалу отказавшись верить первой цыганке, теперь принял ее всерьез. А ее сестрица… Вот уж гнусная, наглая баба, он ее просто возненавидел. Но хуже всего было то, что он почувствовал… искренность ее слов. В них не было ни малейшего сострадания или сопереживания, но они были… искренни. И звучала в них грубая вольность, обезоруживающая и опустошающая.

Конечно, можно быть искренним и тем не менее заблуждаться и ошибаться, даже если уверен в себе. Не суть важно… Но Джонатана все это загнало в какое-то оглушенное, безгласное состояние. Он чувствовал, что земля уходит у него из-под ног, а жизнь его готова рухнуть. Вопросом, сколько проживет, он никогда не задавался, а теперь вдруг понял, что конец уже виден, и эта мысль была неприемлема и невыносима.

Он попытался вернуться в русло нормальной жизни: вставал в положенное время, безропотно выполнял все свои рабочие обязанности. Но предсказание цыганки не давало ему покоя, и в глубине души он спрашивал себя: а так ли уж она неправа?

В таком полулетаргическом состоянии он провел целую неделю, потом встряхнулся и решил отправиться к доктору Стерну. Тот назначил анализы крови, рентген, сканирование, МРТ – в общем, полное обследование. Просмотрев результаты, он бесстрастным голосом сообщил, что при отсутствии даже незначительных симптомов заболевания страховая компания вряд ли согласится считать случай страховым, и набросал смету в семь тысяч восемьсот долларов за лечение, отчего Джонатан просто лишился дара речи.

Все это он пережил как огромную несправедливость. Он был богат и вполне мог бы пройти курс лечения и со временем выздороветь. День за днем он с горечью обдумывал такую рекомендацию, а потом успокоился. В конце концов, все медицинские обследования ничего не дают. Если он должен умереть, он умрет в любом случае. От судьбы не уйдешь. Разве не об этом свидетельствует история Катерины Медичи? Ее астролог Руджери предсказал ей, что она умрет вблизи от Сен-Жермена. Всю жизнь она держалась в отдалении от мест, носивших это имя, вплоть до того, что велела прекратить строительство дворца в Тюильри, потому что его хотели возвести слишком близко от Сен-Жермен-л’Оссеруа. Но однажды она заболела, и настолько серьезно, что к ней вызвали священника. Уже в агонии она повернулась к нему и, собрав последние силы, спросила, как его имя. Тот ответил приветливым, ободряющим голосом: «Жюльен де Сен-Жермен». Глаза престарелой королевы вылезли из орбит от ужаса, и она испустила дух.

Джонатан устал. Он чувствовал себя как птица, которой заряд дроби на лету изрешетил крылья.

И все-таки он продолжал цепляться за привычную жизнь, хотя ему все труднее становилось улыбаться, когда положено, и играть роль отца, соседа, да и просто мужчины. Встречи, сделки, упрямство клиентов, подписи, уличные пробки, недостигнутые цели… Да, господин клиент, нет, господин клиент… А потом еще беготня по магазинам, стирка, мытье посуды, уборка дома, вынос мусора, счета, заявления… Снова началась ежедневная борьба, началась жизнь, что утратила было свой вкус, а теперь снова обрела – тот самый вкус, оценить который он раньше был не в состоянии, а теперь его задним числом облагородила грядущая гибель. Ценность жизни понимаешь только тогда, когда она оказывается под угрозой.

Отныне смерть постоянно реяла над Джонатаном, накладывая на его жизнь тонкий, еле уловимый отпечаток. Если не считать страха, который в глубине души постоянно его терзал, мозг его избавился от всего, что раньше очень занимало внимание. К примеру, от привычки тешить себя в печальном настоящем, щедро разбрасывая по территории будущего разные приятные посулы: как проведет будущий отпуск, как купит новую мебель, пару новых ботинок, новую машину. От надежд на счастливый случай, а прежде всего на то, что настанет день, когда он сможет наконец переехать в более просторный дом. Все будущее, о котором он мечтал до сих пор, оказалось отнятым. Исчезло. Ему оставалось только то, что он уже имел, то есть хмурое, полное проблем настоящее, без всякой надежды на перемены.

И однажды утром, когда надо было вставать и отправляться на работу, он вдруг понял, что так продолжаться не может. Его больше ничто не волновало – любая мотивация исчезла. И не было сил подняться.

Смятение, в котором он пребывал, привело к тому, что он начал вообще сомневаться в смысле своего существования. Зачем это все? К чему все это приведет? Непрерывно работать, сражаться с трудностями, чтобы потом явиться в магазин и удовлетворить несколько потребностей, навязанных обществом, ощутив при этом ничтожное и недолгое удовлетворение? А потом опять работать, чтобы в следующие выходные получить ту же возможность? Так что же такое жизнь, как не чередование рабочего остервенения и пустых, эфемерных удовольствий?

Его честолюбивое стремление превзойти самого себя и обогнать Майкла по цифрам продаж теперь просто обесценилось. Стало не более чем источником смехотворной мотивации, лишенной всякого реального интереса. А разве имела хоть какой-то смысл сама его работа? Подписывать все больше и больше контрактов… А на черта это, в сущности, нужно?

Джонатану было необходимо передохнуть, остановить эту сумасшедшую гонку, отступить назад, чтобы правильно оценить, что же происходит. Надо было решить, чем заполнить остаток жизни. Если уж ему действительно предстоит умереть к концу года, то как он хотел бы прожить эти последние месяцы?

Он собрал сотрудников и объяснил, что вопросы личного характера вынуждают его сделать паузу. Его отсутствие не должно ни в какой мере сказаться на их финансовом положении: разделение прибылей прописано в контракте, который каждый из них подписал. Контроль над делами будет осуществлять ассистент.

– И долго тебя не будет? – спросил Майкл.

Джонатан глубоко вздохнул. На этот счет у него точных мыслей не было.

– Сколько понадобится времени, столько и не будет…

Анжела от комментариев воздержалась.

В этот день Майкл вежливо проводил его до дверей кабинета.

– Я прекрасно понял, что что-то не клеится, – сказал он, понизив голос. – Послушай, ты действительно отдохни и подумай над моим предложением.

Вернувшись домой, Джонатан побросал в дорожную сумку минимум необходимых вещей, прыгнул в свой старенький белый «шевроле» и выехал на шоссе номер 101, которое вело на юг. Утренний туман уже рассеялся, и ослепительно-голубое небо показалось ему огромным.